«Застольные беседы» Оскара Уайльда вышли на его родине через сто лет после его смерти. И были приняты на ура. Литературовед Томас Райт, собравший эти истории (в количестве сорока двух штук) и подробно их прокомментировавший, проделал, конечно, грандиозную работу. Стоит заметить, что получилась в итоге книга не столько Уайльда, сколько – книга о нем. Свод легенд об авторе, перемежающий зафиксированные разными людьми его устные притчи, стихотворения в прозе и застольные анекдоты. Этот свод легенд образует сам по себе биографическую повесть, которую читать едва ли не более интересно, чем сами уайльдовские застольные истории. (Это заслуга составителя, Томаса Райта.) А в сумме обе эти составляющие – уайльдовские истории и истории о Уайльде – дают в книге совершенно неожиданный беллетристический эффект, позволяющий назвать этот фолиант одним из самых занимательных релизов последнего времени в области популярно-литературоведческого чтива из жизни замечательных людей. Ко дню рождения Оскара Уайльда (16 октября 1854 года) мы публикуем фрагменты книги, только что впервые изданной на русском языке в издательстве «Иностранка».

П О Э Т

«Золотой голос» Уайльда достигал особой выразительности, когда он рассказывал свои притчи, такие как, например, «Поэт». В драматических местах Уайльд понижал голос почти до шепота, словно поверял аудитории какой-то великий секрет, в то время как в роскошных его описаниях голос писателя звучал торжественно-монотонно. Некоторым слушателям казалось, что Уайльд говорит как бы в трансе или полусне, другие же, напротив, отмечали, что он словно внимательно вслушивается в собственную речь, удивляясь своей же изобретательности. Ритмический рисунок уайльдовских «стихотворений в прозе», а также его стихотворного тюремного послания «De Profundis» (1895) и пьес, таких как «Саломея» (1893), передает величавый ритм и музыкальность его устных выступлений, когда он рассказывал свои при т чи, сказки и библейские легенды. Ритмы, которые использовал Уайльд, во многом подсказаны длинными сложными периодами Библии короля Якова, книги, которую он так любил цитировать.

Рассказ «Поэт» Уайльд воспроизводил в шести различных вариантах, начиная от времени создания рассказа в 1889 году и до самой смерти писателя в 1890-м. (Из писем Уайльда, а также недавно обнаруженного рукописного наброска явствует, что рассказ этот Уайльд намеревался записать). В большинстве вариантов герой рассказа — поэт, в других, однако, героем выступает сказитель или же мальчик-рыбак. Иногда в рассказ включалась сцена, в которой разочарованные слушатели до смерти забивают героя камнями, в других случаях финальной являлась фраза: «Сегодня я ни чего не видел», сопровождавшаяся взрывом смех Уайльда, оставлявшим слушателей в недоумении относительно смысла притчи. люки чугунные

Французский романист Андре Жид приводит в пример начало авторского изложения притчи «Поэт». Поинтересовавшись занятиями Жида накануне, Уайльд получил ответ, показавшийся ему весьма банальным. «Так и рассказывать не стоит, — заметил он. — Вы же сами видите, как все это неинтересно. Просто имеются два разных мира. Один существует, хоть мы о нем и не говорим, это так называемый реальный мир другой же — это мир искусства, о нем-то и надо говорить, иначе мир этот перестанет существовать».

«Поэт» был вдохновлен ирландской легендой, носящей название «Оплошность сказителя». Рассказывая свою версию легенды художнику Чарльзу Рикетcу, Уайльд еле заметным поворотом головы изображал спугнутого кентавра.

Итак, жил в деревне некий юноша, которого обожали все тамошние жители, потому что, когда вечером вокруг него собирались люди и начинали его расспрашивать, он рассказывал им об удивительных вещах, каким за день ему случалось быть свидетелем. Например, он говорил: «На морском берегу я видел трех русалок. Они сидели, расчесывая золотым гребнем свои зеленые волосы». А когда люди умоляли его рассказать что-нибудь еще, он продолжал: «Прячась возле скальной пещеры я исподтишка следил за кентавром. Когда глаза наши встретились, он не спеша отвернулся и, уходя, все оборачивался, грустно поглядывая на меня через плечо». Люди с жадностью просили его продолжать, говоря: «Расскажи нам, что еще ты видел». И он говорил: «В рощице я видел фавна, игравшего лесным обитателям на свирели, и те танцевали под эту музыку».

Но однажды едва он вышел за околицу, как три русалки, те самые, что на морском берегу расчесывали зеленые свои волосы золотым гребнем, поднялись из волн, а когда они исчезли из виду, из-за скальной пещеры выглянул кентавр, позже, проходя рощицей, он видел лесных обитателей, плясавших под звуки свирели фавна.

Но в тот вечер, когда деревенские жители собрались вокруг него и спросили: «Расскажи нам, что ты видел сегодня?» Он грустно сказал: «Сегодня я ничего не видел».

ПОЭТ В АДУ

Воздействие рассказов Оскара Уайльда сказывалось на слушателях по-разному. Иногда они воодушевляли и оживляли аудиторию, в других случаях собравшиеся замолкали, внимая ему как зачарованные или околдованные. Отзыв лорда Альфреда Дугласа, слушавшего его рассказы, возможно, чаще других, открывает нам еще одну грань таланта Уайльда и почти колдовского его владения аудиторией. Дуглас говорил о том, что Уайльд мог за пять минут рассказа с легкостью излечить любого от депрессии или даже настоящей физической боли. Об этой почти магической способности Уайльда в сходных словах свидетельствовали многие из слушавших его рассказы. Например, поэт Эрнест Доусон писал о том, что от Уайльда исходила такая радость, такая кипу чая жизненная сила, что очень скоро ею заражался даже самый закоренелый пессимист.

Фрэнк Харрис вспоминал, как однажды Уайльд своим рассказом излечил его от лихорадки. Другой приятель Уайльда, у которого сильно болел зуб, послушав рассказы более часа, вдруг понял, что зубная боль у него прошла.

Воздействие на аудиторию нижеприведенной истории было, может быть, не столь впечатляющим, однако не менее сильным: по окончании ее, слушатели некоторое время оставались неподвижны, словно оцепенев. Экспромтное начало «Поэту в аду» положил некий спор в кафе, во время которого Уайльд доказывал, что непризнание некоторых произведений искусства при жизни их создателей может впоследствии обернуться признанием, когда отвергнутые публикой будут блаженны в царствии небесном. Вероятно, Уайльд рассказал эту историю в качестве иллюстрации к своему тезису, а может быть, и наоборот — сам тезис послужил лишь вступлением к рассказу или его концовкой.

В аду, в славной компании прелюбодеев и развратниц, а также высокоумных ученых и поэтов, среди беспрестанных корчей проклятых грешников, пытающихся избавить душу от мучений, можно было заметить женщину, тихо сидевшую с улыбкой на лице. Казалось, она слушает что-то, обратив лицо кверху и подняв взгляд туда, откуда к ней взывает некий голос.

— Кто эта женщина? — спросил один из новоприсланных, пораженный на редкость странной прелестью этого лица и загадочным его выражением.

— Вот эта, с бледными, цвета слоновой кости руками и ногами и волосами, что прикрывают плечи. Почему она и только она постоянно смотрит вверх? Не успел он договорить, как с ответом к нему поспешил мужчина с увядшим венком в руке.

— Говорят, — сказал он новичку, на земле она была великой певицей и звуки ее голоса лились и рассыпались, подобно звездопаду в ясную ночь. В смертный ее час Господь забрал ее голос, чтобы он эхом отзывался в небесных сферах, потому что жаль было бы утерять вовсе такое великолепие. И теперь, вслушиваясь, она узнает этот голос, вспоминает время, когда он принадлежал ей, и делит наслаждение с самим Господом Богом. Но не надо говорить ей ни слова, ведь она верит, что пребывает в раю.

Сказав это, мужчина с увядшим венком в руке отошел от новичка, и к последнему приблизился другой со словами:

— Нет, все только что сказанное неправда, а правда в том, что на земле красота этой женщины вдохновляла поэта и потому ее имя накрепко связано с его стихами, которые до сих пор живы и на устах. Вот почему и в ад к ней доносятся его хвалы, повторяемые человеческим голосом. Такова истинная история этой женщины.

— А поэт? — осведомился новичок. — Крепко ли она его любила?

— Так некрепко, — отвечал собеседник, — что ежедневно встречаясь с ним здесь в аду, она не узнает его лица.

— Ну а он?

Рассмеявшись, собеседник сказал:

— Ведь это он сейчас плел тебе басни про ее голос. Даже в аду он продолжает твердить про нее всякие несуразицы, чем занимался и при жизни! ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>

ОСТАВИТЬ КОММЕНТАРИЙ: